станешь мудрецом, все тебя уважать будут, за советом приходить, и будешь ты лысым, беззубым и с седой бородой. — А лысым-то чего? — Возмутился Роська — А мыслям в голове тесно будет, они изнутри волосы и повыталкивают. — Это молодежь, Лукаша, нынче торгуется так — гривна с мелочью и болт в придачу. — Мама… — Молчи! Слушай приказ! Выпрямись, руки опусти, косу не теребить! Глазами не елозь, смотри прямо… Да не по коровьи! Так молодость вспомнили, я аж ногу деревянную сломал, пришлось задержаться, пока новую сделали. Парни-то на них так и пялились, чуть не до дыр проглядели. Машка аж чесалась потом. «Ни хрена себе, сэр, новое слово в строевом уставе тяжелой конницы — команда: «Сплетню запускай! Ать, два!». Ай да граф Корней Погорынский! Силен!». Увидев деда, обе испуганно пискнули и бросились бежать. — Стой, дуреха, пиво отдай! — Заорал вслед им дед. Были там у деда какие-то дела (какие именно, сестрам было неинтересно), а сделав их дед с погостным боярином Федором так загуляли, в такое буйство впали, что ну прямо половецкий набег учинили. Вышибли в боярском тереме две двери, разогнали прислугу, поломали в щепки: мебель, лестницу, перила на крыльце и дедову деревянную ногу. Новых ног погостный плотник сделал аж пять штук, но дед их все каждый раз браковал, и пьянка продолжалась дальше. Приехавший на Княжий погост Спиридон обнаружил следующую картину. Из-за забора боярского подворья, на всю улицу гремел холопский хор, исполнявший песни похабного содержания, сам погостный боярин стоя на карачках возле курятника, непонятно зачем, шуровал внутри просунутой в щель жердью. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в курятнике, словно петух, сидит на шестке совершенно несчастный погостный писарь, а под ним мечутся две напрочь рассвирепевшие свиньи, чью ярость боярин Федор упомянутой жердью и стимулировал. Воевода же Пригорынский Корней Агеич, прямо посреди двора, принимал ванну в конском корыте, одновременно дирижируя холопским хором, держа в руке вместо дирижерской палочки один из забракованных протезов. Этот же протез он запускал в голову каждому, кто по любопытству или за иной надобностью, заглядывал на боярское подворье. Недостатка в боеприпасах Корней не испытывал, так как один из певцов тут же приносил выпущенный дедом снаряд обратно, а рядом с корытом лежали еще четыре штуки. Вдовая тетка Алена застала своего хахаля с другой бабой и гнала мужика поленом без штанов до самого колодца, где, забыв про ветреного обожателя, сцепилась с бабами, неосторожно прокомментировавшими вслух вопиющую разницу в габаритах Алены и ее предмета любви. Результат — многочисленные поверхностные ранения у баб и сотрясение мозга средней тяжести у любвеобильного ратника третьего десятка. Один из ветеранов обозников, показывая молодежи, как ловко управлялся в молодости с мечом, невзначай, отрубил себе палец на ноге, а присутствующий при этом Бурей хохотал так, что подвернул ногу, упал и насмерть задавил цыпленка. Дед, к которому апеллировал отец Михаил, не просыхал уже неделю, а потому вынес соломоново решение: церковь строить, но не сейчас а в прошлом году — чем поразил отца Михаила до глубины души. Как говорил один персонаж кинотрилогии о Максиме: «Пороть, пороть и пороть!» Ума, конечно, не прибавит, но хоть душу отведешь обещал, что я умру совершенно здоровым человеком, однако самое начало биографии заставляет терзаться сомнениями Да! Она жеребая еще! — Рыжуха? — Так это… — Прошка удивленно поморгал глазами. — Не Юлька же! — От кого? — От жеребца. — Да знаю, что не от петуха! — Мишка с досады даже сплюнул. — разговаривать с тобой Прошка, одно мученье! Ну вот, блин, транспорт уходит в декретный отпуск. Дожили, туды, растуды. И на чем ездить будем? Когда ж она успела-то? Совсем распустились: один отца поучает, другой мысли думает… всякие. поведай-ка нам, десятник Василий, что это ты такое Корнею Агеичу в лесу сказал, что он даже повторить не может? — Да я как лучше хотел… Ты же сам учил… — Роська явно не ожидал вопроса и слегка растерялся. — Я же ничего такого… Книжными словами… — И что же ты господину сотнику книжными словами сказал? — Ну я глянул, как те по болоту от нас уходят и говорю: «Господин сотник, траектория перемещения объектов, как минимум, не адекватна», а он мне: «Пасть зашью!»… Он уже всех своей книжной премудростью извел. Ребята из его десятка уж и не знают: толи приказывает чего-то, то ли просто ругается. А дядька Илья и вообще говорит, что Роська сумасшедший и его надо в темный погреб посадить, пока на людей кидаться не начал. — Михайла! Я сказал: дальше давай. — Дальше за мной и ближниками едет десяток ратников Младшей стражи. Рядовым ратникам красивые дорогие доспехи и не положены. Я с ближниками остаюсь около тебя и Никифора, здороваемся, разговариваем, а Дмитрий с десятком подъезжает к новым ученикам, строит их и ждет, пока я освобожусь. Потом я подъезжаю к ним, Дмитрий докладывает, я их осматриваю, спешиваюсь и бью морду самому сильному на вид. |