Иду
 в аду.
 Дороги -
 в берлоги,
 топи, ущелья
 мзды, отмщенья.
 Врыты в трясины
 по шеи в терцинах,
 губы резинно раздвинув,
 одни умирают от жажды,
 кровью опившись однажды.
 Ужасны порезы, раны, увечья,
 в трещинах жижица человечья.
 Кричат, окалечась, увечные тени:
 уймите, зажмите нам кровотеченье,
 мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,
 к вам, на земле, мы приходим и снимся.
 Выше, спирально тела их, стеная, несутся,
 моля передышки, напрасно, нет, не спасутся.
 Огненный ветер любовников кружит и вертит,
 по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.
 За ними! Бросаюсь к их болью пронзенному кругу,
 надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.
 Мелькнула. Она ли? Одна ли? Ее ли полузакрытые веки?
 И с кем она, мучась, сплелась и, любя, слепилась навеки?
 
 Франческа? Она? Да Римини? Теперь я узнал: обманула!
 К другому, тоскуя, она поцелуем болящим прильнула.
 Я вспомнил: он был моим другом, надежным слугою,
 он шлейф с кружевами, как паж, носил за тобою.
 Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между.
 Убить? Мы в аду. Оставьте у входа надежду!
 О, пытки моей беспощадная ежедневность!
 Слежу, осужденный на вечную ревность.
 Ревную, лететь обреченный вплотную,
 вдыхать их духи, внимать поцелую.
 Безжалостный к грешнику ветер
 за ними волчком меня вертит
 и тащит к их темному ложу,
 и трет меня об их кожу,
 прикосновенья — ожоги!
 Нет обратной дороги
 в кружащемся рое.
 Ревнуй! Эти двое
 наказаны тоже.
 Больно, боже!
 Мука, мука!
 Где ход
 назад?
 Вот
 ад.